Гоблин – император - Страница 10


К оглавлению

10

Под нетерпеливым руководством Сетериса он успел заучить, что его пра-пра-пра-дедушка Варенечибел выбрал это имя, обозначив тем самым отказ от политики своего отца Эдревечелара XVI и от императорского префикса, который принимал каждый император со времен Эдревечелара Завоевателя. Однако, сначала даже ему пришлось сделать выбор между первым Варенечибелом и девятым Эдренечибелом. Его сын и внук последовали его примеру, став Варенечибелом II и III. Его правнук (умышленно, хотя и не очень изящно, сухо отметил Сетерис) бросил вызов крепнущей традиции и стал Варевесеной. А потом пришел Варенечибел IV.

И вот теперь Майя.

Политика императоров династии, неофициально именуемой Варедис — словно они выбирали первую часть имени ради своей фамилии — отличалась последовательным изоляционизмом, поощрением богатых восточных землевладельцев и явным нежеланием видеть вред, наносимый государству взяточничеством, кумовством и коррупцией. Здесь Сетерис очень подробно и не стесняясь в выражениях описал Черный Скандал времен правления Варенечибела III (названый так, потому что навсегда запятнал всех к нему причастных) и позорную привычку Варевесены раздавать щедрые, но бесполезные для государства посты новорожденным детям своих друзей. «По крайней мере, лично он был не замечен в коррупции» — нехотя признал Сетерис спорное достоинство Варенечибела IV, но Майя решил, что это очень сомнительная похвала.

Он не хотел продолжать политику Варедисов, доведших традиционно враждебные отношения с Баризаном до почти самоубийственных. И вот теперь этот символический образ приобрел буквальное значение. Даже если бы он имел намерение следовать уже проторенным путем, встреча с Чаваром продемонстрировала, насколько тяжелую борьбу придется ему вести со сторонниками отца.

Лучше строить новые мосты, подумал Майя, чем восстанавливать сожженные.

Он снова обмакнул перо в чернила и острым кончиком размашисто вывел внизу страницы:

...

Эдрехазивар VII Драхар.

Эдрехазивар VI был благословлен долгим, мирным и процветающим царствованием пятьсот лет назад.

Пусть это будет предзнаменованием, подумал Майя, и быстро прочел молитву Чтео, владычице звезд и сновидений, а потом сложил и запечатал письмо. У него возникло предчувствие, что ему следует пользоваться каждой возможностью продемонстрировать свои мирные намерения.

Мальчик испуганно ждал его распоряжений.

— Вот, — сказал Майя. — Передайте это Жасани с наилучшими пожеланиями.

Широко раскрыв глаза, мальчик взял письмо. Он отлично понимал разницу между «Жасани» и «Жасан», и Майя не сомневался, что вдовствующей Императрице немедленно передадут его слова. Она могла именовать себя титулом правящей Императрицы, если хотела, но в действительности не являлась таковой. Она была Жасани, вдова Императора, и ей следовало помнить, что теперь она зависит от доброй или злой воли незнакомого ей пасынка.

— Ваше Высочество, — произнес мальчик, поклонился и убежал.

Вот я уже стал тираном, подумал Майя и вернулся в Черепаховую гостиную ждать Сетериса и его жену.

Вместо Сетериса появился Аттереж с охапкой черных и сливового цвета шелков, кое-где украшенных белой вышивкой: траурные цвета, но без строгой дворцовой формальности. Он так же принес информацию, что похороны состоятся в 15:00. Закат был самым правильным временем для похорон, но также и самым дорогим, и потому семьям погибших пришлось объединить свои деньги, чтобы заказать службу на возможно более поздний час. Кроме того, добавил Мастер гардероба, он сообщил Эсаран о намерениях Императора и получил ее заверения, что карета будет подана в 14:30. Майя чуть не заплакал от благодарности к этому человеку, которому и в голову не пришло обсуждать и тем более осуждать его поступки, но слезы были неприемлемы для Императора и очень сильно перепугали бы Аттережа.

И потому он просто встал и позволил Аттережу сначала снять мерки, а потом задрапировать себя тканью, и в разгар этой возни, когда Мастер гардероба начал что-то удовлетворенно бормотать себе под нос, в дверях появился Сетерис и требовательно вопросил:

— Разве Улерис не прислал вам Охранников?

— Нет, — сказал Майя.

— Кто это?

— Наш Мастер гардероба.

— И он не послал даже Атмазу?

— Нет, кузен.

— Мы сами поговорим с ним, — заявил Сетерис. — И мы бы посоветовали заменить лорда-канцлера при первой же возможности. Улерис, кажется, становится слишком забывчивым на старости лет.

Так как Сетерис и Чавар были почти ровесниками, это оскорбление было настолько острым, что Майя сразу догадался: оно объясняется не назойливостью Сетериса и вовсе не желанием занять место Чавара.

— Кузен, объяснитесь.

— Ваше Высочество, — тон Сетериса подтверждал, что его слова являются общеизвестной истиной. — Император Эльфланда имеет право и несет обязанность постоянно находиться в присутствии двух нохэчареев: защитника тела и защитника духа. Тем более, если вы собираетесь упорствовать в этой сумасшедшей идее… — Он указал на ткань, перекинутую через плечо Майи.

— Мы собираемся, — заверил его Майя. — Мы уверены, что у лорда-канцлера сейчас слишком много забот. Мы будем признательны, если вы займетесь этим вопросом, а когда вы вернетесь, мы будем рады познакомиться с вашей женой.

— Ваше Высочество, — сказал Сетерис, поклонился и вышел.

Конечно, Майя знал, что все нохэчареи — Стражи Императора — давали клятву защищать своего господина даже ценой собственной жизни: один солдат, для охраны тела силой своей руки, и второй Атмаза, чтобы охранять его дух силой своего разума. Иногда повариху в Эдономее можно было упросить рассказать одну-две истории, вот так Майя узнал о Ханевисе Атмазе, нохэчарее Белтанхира III, который вышел на магический поединок с Оравом Узурпатором, могущественным магом, пытавшимся захватить трон. Ханевис Атмаза знал, что Орав обязательно убьет его, но он смог удержать узурпатора на расстоянии от Императора до прибытия Адремазы, главного Мазы Эльфланда. Орав был побежден, а смертельно раненый Ханевис Атмаза умер у Императора на руках. В детстве Майя мечтал стать Атмазой, может быть, даже нохэчареем отца и заслужить его любовь, но он не обнаружил существенных способностей к магии, а так же (как заявил Сетерис) и к чему-либо еще, так что эта мечта умерла.

10