— Наша коронация состоится в полночь на двадцать четвертое, — сказал он. — Наши отец и братья будут похоронены в тот же день. Но сегодня состоятся похороны других жертв, которые мы хотели бы посетить.
— Ваше Высочество, — ответил Аттереж с вежливым пониманием.
— Что может надеть некоронованный Император на общественные похороны?
— О! — Аттереж сделал два шага вперед. — Вы не можете носить белый императорский наряд, он неуместен, когда двор в трауре. И вы, конечно, не можете носить это.
Майя зверски закусил губу, чтобы не захихикать. Аттереж спросил:
— Мы посмотрим, что можно сделать, Ваше Высочество. Вы знаете, когда назначены похороны?
— Нет, — ответил Майя, проклиная себя за глупость.
— Мы узнаем, — сказал Аттереж. — И когда будет удобно Вашему Высочеству, мы будем в вашем распоряжении, чтобы обсудить ваш новый гардероб.
— Спасибо, — сказал Майя.
Аттереж поклонился и удалился. Майя снова сел, пытаясь справиться с изумлением. Раньше ему едва перепадала новая рубашка или штаны, не говоря уже о новом гардеробе.
Теперь ты Император, а не чучело огородное, сказал он себе, и почувствовал легкое головокружение от того, что вернулся к собственным мыслям двенадцать часов назад.
Торопливый топот по лестнице. Майя оглянулся, ожидая увидеть Сетериса, но это был запыхавшийся испуганный на вид мальчик лет четырнадцати, одетый в глубокий траур и сжимающий в руке тщательно запечатаный конверт с черной каймой.
— Ваше Императорское Высочество! — Выдохнул мальчик, растянувшись в полный рост на полу.
При виде полного поклона Майя растерялся еще больше, чем в приемной комнате Эдономеи. По крайней мере, Цевета не пришлось уговаривать подняться на ноги. С легким отчаянием в голосе, он произнес:
— Пожалуйста, встаньте.
Мальчик встал на колени, а потом на ноги, и так и стоял, плотно прижав уши к голове. Вряд ли такой эффект произвело присутствие Императора — мальчик носил гребень Драхада, и, следовательно, состоял на службе у императорской семьи. Сетерис уж точно сказал бы:
— Малыш, ты что, язык проглотил?
Он даже мог слышать, как эти слова, произнесенные голосом кузена, прозвучали в его голове где-то ближе к затылку. Вслух же он терпеливо спросил:
— У вас есть сообщение для нас?
— Вот, Ваше Высочество. — Мальчик сунул ему под нос бумагу.
Майя взял письмо и к своему ужасу услышал собственный голос:
— Как давно вы служите в Унтеленейсе?
Он едва успел прикусить готового сорваться с языка «малыша».
— Ч-четыре года, Ваше Высочество.
Майя приподнял бровь, точно копируя жестокое недоверие, которое так часто видел на лице Сетериса; он сделал секундную паузу и успел увидеть, как заливается краской лицо мальчика. Затем он обратился к письму, как будто мальчик больше не представлял для него интереса. Имя адресата было указанное на конверте твердой рукой клерка — «Эрцгерцогу Майе Драхару в собственные руки» — это не сделало его счастливее.
Он сломал печать, а затем поняв, что мальчик все еще здесь, поднял голову.
— Ваше Высочество, — сказал мальчик. — Я… мы… она хочет ответа.
— Кто такая она? — Спросил Майя. Он бросил многозначительный взгляд мимо плеча мальчика на дверь. — Вы можете подождать снаружи.
— Да, Ваше Высочество, — полупридушенно пробормотал мальчик и, крадучись как побитая собака, выскользнул за дверь.
Сетерис мог бы гордиться мной, с горечью подумал Майя и открыл письмо. Оно было, по крайней мере, коротким:
...«Приветствую эрцгерцога Майю Драхара, наследника Императорского престола Этувераца.
Нам следует обсудить с вами пожелания вашего покойного отца, нашего мужа Варенечибела IV. Несмотря на наш глубокий траур, мы сможем принять вас сегодня в 14:00».
С пожеланием семейной гармонии,
Не сомневаюсь, что она ждет ответа, подумал Майя. Вдовствующая Императрица не обладала даже тонким нюхом лорда-канцлера. С легкой дрожью он представил себе, что же рассказывал Варенечибел своей пятой жене о ее предшественнице и ребенке предшественницы.
В углу за дверью стоял небольшой столик для секретаря, и независимо от грубости, проявленной вдовствующей Императрицей, он должен был написать ей ответ собственной рукой. Он нашел бумагу, перо, тушь и воск для печати, что подразумевало наличие собственной печатки у того, кто напишет письмо. У Майи перстня не было, то был один из многих атрибутов взрослой жизни, которые он не получил в свой шестнадцатый день рождения. Он запечатает письмо пальцем, хотя она, вероятно, поспешит обвинить его в том, что он перенял варварские обычаи своей матери.
Пусть так, подумал он, обмакнул перо в чернила и написал:
...«Сору Драхаран, Этуревац Жасани приветствую с самыми добрыми чувствами.
Мы сожалеем, что наши обязанности не позволят нам встретиться с вами сегодня, как вы того испрашиваете. Однако, мы сможем дать вам аудиенцию завтра утром в 10:00. Мы желаем выслушать все, что вы можете рассказать о нашем покойном отце.
До нашей коронации в качестве приемной мы используем Черепаховую гостиную.
С уважением и добрыми пожеланиями…»
И тут Майя остановился. Написать свое нынешнее имя значило признать, что вдовствующая Императрица ведет себя правильно и действует в рамках своих полномочий. Но он приехал сюда, чтобы изменить ситуацию, потому что теперь получил все права на династическое имя. Однако, было почти невозможно преодолеть свою первоначальную инстинктивную реакцию: я не буду Варенечибелом Пятым. А меня никто и не заставляет, подумал он, пока чернила сохли на кончике пера. Если я отвергну имя Варенечибела, двор, несомненно, усмотрит в этом оскорбление памяти отца.