Гоблин – император - Страница 82

— Это? — с голосе маркиза Лантевела прозвучала странная нота. — Это свадебное покрывало из Чедо периода царствования Сорчев Жас. — И, прежде чем Майя успел задать новый вопрос, добавил: — Некоторые специалисты считают, что оно было изготовлено за сто пятьдесят лет до того, как Эдревенивар Завоеватель переправился через Истандаарту.

Майя шагнул чуть ближе. Покрывало, защищенное тонким стеклом, было потертым и изношенным, цвета, когда-то яркие, как праздник, теперь казались почти неразличимыми, но в его памяти всплыли фиолетовый с оттенком красного, глубокий золотисто-желтый, богатый ультрамарин. Чтобы создать эффект света и тени, Ченело использовала два оттенка зеленого, но теперь невозможно было сказать, знала ли вышивальщица этот секрет много лет назад.

— Сохранились ли у вас работы Императрицы? — Спросил Лантевел у него за плечом.

— Нет, — ответил Майя и заставил себя повернуться лицом с своему гостеприимному хозяину. — Все ее личные вещи были сожжены. Мы думаем, таково было желание нашего отца.

— Он ничего не оставил вам на память? — Удивился Пашавар.

Ин использовал ритуальное слово «улишенатан»: знак мертвого человека.

— Нет, — сказал Майя. — Возможео, он считал, что мы слишком малы и не нуждаемся в воспоминаниях.

Пашавар некрасиво фыркнул и наткнулся на суровый взгляд своей жены.

— Никто из здесь присутствующих не знал покойную супругу вашего отца, — сказала она, — но мы сожалеем о его четвертом браке. Не из-за Императрицы Ченело, потому что никогда не слышали о ней ничего дурного, а просто потому, что он не должен был жениться. Ему следовало сначала должным образом оплакать Императрицу Пажиро.

— Третья Императрица была близкой подругой нашей жены, — объяснил Пашавар.

Капитан Ортема издал сопение, которое, возможно, у другого человека могло означать тяжелый вздох.

— В самом деле, можно дружить с человеком, даже искренне любить его, но не одобрять его поведения. Мы всегда считали, что ваше удаление покойным Императором было неразумно, ибо без всякой необходимости порождало недовольство, и нам известно, что лорд Пашавар неоднократно советовал Императору вернуть вас в столицу.

— Сначала, когда умерла ваша мать, — сказал лорд Пашавар, — затем еще раз, когда вам исполнилось тринадцать, и снова, когда вам уже было шестнадцать лет. Но он не захотел даже выслушать нас.

— Он всегда был очень упрям, — кивнул Лантевел. — Таковы все Драхада.

Эдрехазивар Упрямый, сказал Цевет.

— Мы уверены, — вмешалась Дач'осмин Лантевин, — хотя это может показаться странным, что он ассоциировал вас и вашу мать с Пажиро и ее мертворожденным ребенком. Так что им руководила не мстительность, но горе.

«Проклятый щенок похож на свою мать».

— Это интересная мысль, — вежливо ответил Майя. — Но так как нам не дали возможности узнать нашего отца, мы не можем судить об истинных причинах его поступков.

— Очень вежливый способ выразить свое несогласие, — сказал Лантевел. — Чувство такта — прекрасное качество для Императора. Варенечибелу его не хватало.

— Вам тоже, друг мой, — сказал Пашавар, и все оставшееся до ужина время они с маркизом посвятили рассказам об отце Майи, давая ему некоторое представление о человеке, которого любили Ведеро и Идра.

Но Майя все еще думал о свадебном покрывале, и после того, как на стол подали груши со взбитыми сливками, спросил Лантевела:

— Как к вам попала эта вышивка? И простите, если наш вопрос невежлив, почему вы повесили ее в гостиной?

— Очень интересный вопрос, — воодушевился Лантевел. Он и в самом деле выглядел довольным. — Вашему Высочеству известно, что мы получили ученую степень в университете Ашедро?

— Нет, не известно, — сказал Майя. — Мы считали, что ученые, как правило, остаются в университетах.

— Действительно, — согласился Лантевел, — но наш старший брат в сорок лет стал служителем Чтео.

— О, — сказал Майя.

В качестве подтверждение Лантевел отвесил обществу небольшой иронический поклон.

— Ученого можно засунуть в Парламент, а священника нельзя. Тем не менее, мы обнаружили, что можем продолжать наши исследования, конечно, в меньших масштабах, но от этого ценность нашего занятия только возрастает.

— Да бог с ней, с вашей наукой, Лантевел. — Перебил его Пашавар. — Вы говорите, не умолкая, весь вечер, но так и не ответили на вопрос Императора.

— Выпейте вина, лорд Пашавар, — предложил Лантевел. — Сразу подобреете.

Пашавар оглушительно расхохотался; Майя уже догадывался, что эти двое старинные друзья, и оказывают ему великую честь, если не милость, позволяя ему наблюдать их дружескую перепалку.

— Хоть вам могло показаться, — сказал Лантевел, привлекая к себе внимание всех присутствующих, — что мы изучаем текстиль и историю Чедо, это не так. Целью наших исследований является филология. Это покрывало оставил нам близкий друг в качестве улишенатана, и мы им очень дорожим.

— Простите нас еще раз, — сказал Майя. Он потерял бдительность, стараясь не вспоминать вышитые подушки своей матери, — но что такое филология?

Тишина была острой, как осколок льда. Подозревая, что поднятые брови Лантевела не выражают ничего, кроме насмешки, Майя поспешил добавить:

— Нам действительно интересно. Видите ли, наше образование было несколько беспорядочным.

— Разве у вас не было репетиторов? — Недоверчиво спросил Пашавар.