— Мы боялись, — сказал он наконец, не заботясь выбирать слова. — Мы достаточно хорошо знаем историю, чтобы предсказать судьбу низложенного Императора.
Мер Совар нахмурился.
— Из того, что вы нам сказали, мы поняли, что вам не собирались причинять вред.
— Не то… нет. Но живой мы всегда будем неудобным и опасным, не так ли? И мы уже поняли, что принцесса Шевеан не стыдилась своего поступка. Возможно, даже получала удовольствие. Кажется, она очень сильно ненавидит нас.
Майя был благодарен, что Мер Совар не попытался убедить его, что он ошибется; он просто кивнул и сказал:
— Вы опасались за свою жизнь, это естественно.
— Да. И кроме того, мы опасались за нашего племянника Идру и за Этуверац. Теперь уже не секрет, что мы с лордом Чаваром имели принципиальное расхождение во взглядах на потребности нашей Империи, а принцесса Шевеан не интересовалась этими потребностями вообще.
— Считаете ли вы, что она заботилась только о сыне? Или сама стремилась к власти?
Это был хороший вопрос, лучше, чем большинство тех, что Майя задавал себе по ночам. Он остановился, чтобы подумать, и Мер Совар не торопил его. Наконец Майя сказал:
— Мы не знаем. Мы ничего не знаем об их с Чаваром планах управления страной. Мы считаем, что она действовала, как считала правильным, в интересах сына, а также для того, чтобы почтить память мужа. Мы всегда чувствовали, что она больше всего ненавидит нас за то, что мы живы, а ее муж нет. Мы не думаем, что ее мотивы были… были… политическими.
— Эта грань очень тонка, Ваше Высочество, — заметил Совар.
— Мы знаем. Но мы не понимаем принцессу Шевеан по-настоящему, это всего лишь догадка. Но, — медленно продолжал Майя, внезапно ему все стало ясно, — она действовала либо из стремления к власти, которое не оставляло места для учета благополучия ее сына и дочерей, либо из слепого идеализма, который сделал ее игрушкой в руках тех, кто называл себя ее союзниками. Вот почему мы не видели никаких шансов на благоприятный исход.
— И поэтому вы потребовали принца Идру. Вы ожидали, что он поддержит вас?
Майя посмотрел на Мера Совара.
— Неожиданный вопрос. Мы не можем…
— Не нужно спешить, Ваше Высочество, — пробормотал Мер Совар.
Майя сложил руки перед грудью, ладонь к ладони, соединив кончики пальцев. Это был прием баризанской медитации, слишком интимный жест, чтобы совершать его в присутствии чужого человека, но он помог Майе успокоиться настолько, чтобы он смог признаться:
— Мы подумали, что не нашему лорду-канцлеру и не нашей невестке решать, годимся ли мы быть Императором. Жизнь или смерть Идры зависела от нашего решения, и мы чувствовали, что должны говорить с ним. Мы ожидали… — Так чего же он ожидал? Теперь он даже не был уверен; тот холодный подвал казался далеким и нереальным, как сон. Он позволил рукам упасть на колени, вслед за ними опустились плечи. — Мы ожидали, что умрем.
Майя услышал шум за спиной, но не оглянулся, чтобы посмотреть.
— Что бы ни случилось, мы хотели, чтобы Идра знал. Но мы не ожидали, что он бросит вызов матери.
— Вы могли бы подписать документы на отречение?
— Да, — мрачно сказал Майя. — Если бы пришли к этой мысли, то да. Мы не могли бы ввергнуть наш народ в гражданскую войну, если бы не были уверены… — Он замолчал, но слишком поздно.
— Не уверены, Ваше Высочество?
— Мы считаем, что наше правление для Этувераца лучше, чем регентство во главе с лордом Чаваром, но что, если мы не правы? Что делать, если мы ведем нашу страну к хаосу и катастрофе? Разве мы имеем право навязывать нашу волю тем, кто не желает этого?
— Вы единственный из оставшихся в живых сыновей Варенечибела Четвертого, — сказал Совар. — Это не что иное, как закон, Ваше Высочество.
— Мы не думали, что можем быть уверены в чьей-либо поддержке, — сказал Майя. Он был уверен, что это Бешелар за его спиной скрипит зубами, как крокодил. Майя сосредоточил свое внимание на Соваре. — Переворот возглавили самый важный из наших министров и член нашей семьи, а помогал им один их наших нохэчареев.
— Да. Мы понимаем. — Совар немного помолчал. — Ваше Высочество, вы рассердились?
— Мы были в ярости, — сказал Майя и устыдился тому, как легко эти слова сорвались с его языка. — И страдали от мысли о предательстве, хотя, возможно, это было глупо с нашей стороны.
Брови Совара дрогнули.
— Если лорд Чавар не хотел служить вам, ему уместнее было бы уйти в отставку. — Он неловко кашлянул в кулак. — Многие члены вашего правительства чувствуют себя обманутыми, Ваше Высочество.
— Действительно? Спасибо. — Он был слаб и глуп, но старался делать все, что мог. — Мы действительно очень сердились. Сейчас мы пытаемся простить, но находим, что это трудно.
— Что бы вы хотели сделать с теми, кто обидел вас?
— Мы не знаем, — устало сказал Майя. — В любом случае, это будет не наше решение.
— Да, Ваше Высочество. Но мы не спрашиваем, что вы с ними сделаете на самом деле.
— Вы задаете опасные вопросы, Мер Совар.
— Ваше Высочество, — возразил Совар с живостью, которая, возможно, граничила с нетерпением, — наша задача как можно точнее свидетельствовать от вашего имени, потому что есть вещи, которые вы, как Император Эдрехазивар Седьмой, не можете сказать перед судом. Это предназначение Свидетелей — говорить за тех, кто не может сказать сам за себя.
— И вы должны говорить только правду, — сказал Майя.