— Шевеан, мы вам не враг. Мы уважаем ваше горе.
— Уважаете? Вы хоть одну слезу пролили? Вы скорбели вместе со своей семьей, Эдрехазивар, или были слишком заняты, злорадствуя над нами?
Майя смотрел на нее, лишившись дара речи. Он совсем забыл о нохэчареях и вздрогнул, когда над его головой прогремел яростный голос Бешелара:
— Принцесса, мы боимся, что вам стало дурно. Может быть, вам нужна помощь одной из ваших дам?
Шевеан метнула в него убийственный взгляд, потом небрежно присела.
— Ваше Высочество, простите нас. Мы не в себе.
— Мы понимаем, — ответил Майя, не зная, лжет она или нет. — Приходите к нам завтра, Шевеан, мы поговорим.
— Ваше Высочество, — сказала она еще жестче и, резко повернувшись, пошла прочь.
Осмин Бажевин виновато посмотрела на Майю через плечо. Было заметно, что принцесса Шевеан увлеклась своей драматической ролью и забыла упомянуть Осмин Бажевин, так же оскорбленную (как предполагалось) надругательством над телом ее жениха.
Майя вынужден был сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем смог выговорить ровным, тихим голосом:
— Спасибо, Бешелар.
— Ваше Высочество, — грубовато ответил Бешелар. — Это наша работа.
Он сам не знал, как снова оказался в Унтеленейсмере. Наверное, он что-то забыл здесь, что-то важное. Он оставил эту вещь на могиле матери, и с первым лучом солнца его сокровище испарится, пропадет навсегда.
Вот почем он брел в темноте между высокими мраморными колонами. Столб лунного света струился через Окулус; он видел, как танцуют в молочно-белом потоке снежинки, опускаясь на крышку лакированного гроба, одиноко стоящего в кольце колонн.
Чтобы добраться до могилы матери, ему нужно было миновать этот гроб.
С громко бьющимся сердцем он начал путь через зал. При его приближении гроб начал распухать, пока не стал выше него, полностью загораживая проход. Он должен был перелезть через этот скользкий ящик, несмотря на то, что все еще был обременен мантией и ярдами и ярдами развевающейся вуали. Полузадушенный черной кисеей, он упорно карабкался на крышку гроба, хотя тяжелые одежды тащили его вниз, и, поднявшись наверх, обнаружил, что крышка куда-то исчезла.
Мер Селехар должен быть где-то здесь, подумал он, и хотел позвать священника, но голос отказывался повиноваться.
Труп лежал в прежней позе, сложив руки на груди, с укутанной в кружева головой. Он должен был перешагнуть через него, но не смел это сделать.
— Я не хочу обидеть тебя, — прошептал он и вытянул руку, чтобы опереться на противоположную стенку гроба.
Обгорелая рука крепко обхватила его запястье.
— Обидеть? — Спросил он глухим и тихим голосом. Он отчетливо видел черную дыру рта за плотной завесой. — А разве ты плакал вместе со всеми? Разве ты печалился обо мне, Майя? — Черные пальцы пробирались к его локтю. — Разве ты оплакивал меня?
Голова в белой вуали приближалась к его лицу; он откинулся назад, упал, перевернулся, а затем побежал, спотыкаясь и падая темными, узкими коридорами Эдономеи, с клокочущими в горле рыданиями, а обгоревший труп волочился за ним, крича страшным голосом:
— Заплачь обо мне! Заплачь о своем отце!
Полы одежды обвили его ноги, он упал и больше не пытался подняться снова, так тяжела стала его мантия. Его беспомощные руки царапали дерево пола, губы пытались поймать глоток воздуха под черной вуалью. Мертвые пальцы отца сомкнулись на его лодыжке.
Майя закричал и проснулся.
— Ваше Высочество? — Услышал он голос Калы, угловатый силуэт которого вырисовывался на фоне окна.
— Кажется, я потревожил вас, — слабо сказал Майя, понимая, что одежды из его кошмара были всего-навсего простынями.
Его сердце болезненно стучало, тело было липким от пота.
— Ваше Высочество, с вами все в порядке?
Дверь распахнулась, Майя поднял руку в тщетной попытке защититься от чужих глаз.
— Мне показалось, я слышал… — Тревожно проговорил Бешелар.
— Думаю, с ним все хорошо, — сказал Кала. — Наверное, то был всего лишь сон. Ваше Высочество, как вы себя чувствуете?
— С нами все хорошо, — ответил Майя. — Мы просим прощения, что потревожили вас.
— Ваше Высочество, — сказал Бешелар, тихо закрывая дверь.
— Который час? — Спросил Майя, щурясь на окно.
— Половина шестого, Ваше Высочество. Вы проспали всего три четверти часа.
— Неудивительно, что мне кажется, будто меня пнула лошадь. Я извиняюсь, Кала. Я действительно не хотел вас пугать.
— Ничего страшного, — спокойно сказал Кала. — Вам надо поспать, Ваше Высочество.
Майе показалось, что на него опрокинули ведро ледяной воды. Он сел, с мольбой вытянув реки вперед.
— Кала, я оскорбил вас?
Кала по-прежнему стоял у окна, спрятав руки в рукава халата. Стояла тишина, еще более страшная в своей неожиданности. Наконец Кала произнес, резко и решительно:
— Ваше Высочество, мы не можем быть вашим другом.
— Другом? Кала, если я… если мы были чрезмерно фамильярны, мы приносим свои извинения.
— Не в этом дело. — У Калы был несчастный голос, а уши совсем обвисли, он отвернулся и смотрел в окно, так что Майя не видел его лица. — Ваше Высочество, придворными было замечено, что вы ставите своих нохэчареев выше остальных слуг.
— Но вы мне не слуги.
— Мы вам не ровня, Ваше Высочество. У нас есть обязательства перед вами, и наши отношения ограничиваются строго выполнением этих обязательств.