— Нам нечего вам сказать, — объявил Дач'осмер Убежар, и Майя нашел это странным, потому что пока еще не был задан ни один вопрос.
Этот человек не обладал ни обаянием, ни уверенностью Эшевиса Тетимара, а его попытка держаться надменно, невзирая на растрепанные волосы и наполовину оторванный рукав куртки, казалась скорее забавной.
— Мы думаем, — сказал капитан Ортема, и никто в комнате не был достаточно глуп, чтобы поверить его обманчиво дружескому тону, — что найдем способ склонить вас к беседе.
— Капитан, — в тоне Майи слышался не столько упрек, сколько предупреждение.
Ортема нехотя кивнул и вышел из-за стола, чтобы встать за стулом Беренара. Ни он, ни Майя не приказали солдатам отступить.
— Пугайте детей, капитан, — ответил Убежар. — А мы не ребенок.
Его усмешка слишком напоминала улыбку Тетимара, но Майя чувствовал, что, несмотря на показное бахвальство, ему очень страшно.
— Дач'осмер Убежар, — сказал Майя и подождал, пока тот хотя бы повернется в его сторону, все еще избегая открытого взгляда. — Мы сожалеем, но вынуждены сообщить вам, что Дач'осмер Тетимар мертв.
Убежар не ответил, хотя Майя видел, каких усилий стоит ему держать себя в руках. Казалось, он не удивился.
— Он говорил с вами сегодня вечером, — продолжал Майя.
Если Убежару хватит самообладания молчать и дальше, с неохотой подумал Майя, предложение Ортемы будет выглядеть все более заманчивым. Но Убежар мгновенно перешел к обороне:
— Несомненно, он говорил со многими.
— И даже с нами, — согласился Майя, и испытал недостойное удовольствие, когда Убежар вздрогнул. — Мы уже говорили с некоторыми из них, и поговорим с остальными, но это не ваша забота. Что он вам сказал?
— Это останется личным делом между нами и нашим умершим другом.
— Не в случае, когда ваш друг был убит при покушении на Императора, — возразил лорд Беренар.
Убежар снова дернулся, хотя внимательно наблюдавший за ним Майя решил, что это была скорее реакция на грубость Беренара, чем на известие, что его друг намеревался убить Императора.
— Если он говорил с вами о посторонних вещах, то есть не связанных с его намерениями…
— Вот именно! — Подтвердил Убежар слишком охотно. — Он не хотел… то есть мы понятия не имели, что он…
— Иначе, — вкрадчиво заметил Ортема, — вы бы обязательно остановили его.
— Конечно, — ответил Убежар.
Он был плохим лжецом.
— Дач'осмер Убежар, — сказал лорд Беренар, — вы знаете, что измена карается смертной казнью?
— Измена? — Повторил Убежар, его голос сорвался на писк.
— Обычно именно так именуют покушение на Императора.
— Я не имел с ним ничего общего, — выпалил побелевший Убежар. — Это была идея Эшевиса!
Беренар поднял брови.
— Убийство Эдрехазивара Седьмого? Или Варенечибела Четвертого?
Убежар уставился на Беренара с выражением ярости и паники на лице, а затем, вывернувшись из рук солдат, бросился к двери. И Цевет, в точности исполнив обещание конюха, ударил его в нос.
Казалось, этот удар сокрушил остатки мужества Дач'осмера Убежара. Из-под окровавленного платка, прижатого к носу, непрерывным потоком посыпались подробности заговора: о недовольстве Тетимада, разделяемом многими дворянами Че-Атамара и Че-Тетара, о росте их нетерпения из-за отказа Варенечибела внять их жалобам.
— Он никогда не прислушивался к нам, как Варевесена, — возмущался Убежар, хотя по возрасту даже не мог застать те времена.
Тетимару было нетрудно завербовать себе единомышленников, и еще легче убедить их в несправедливости властей. А после этого ему, к сожалению, потребовалось совсем немного воображения, чтобы увлечь их на путь убийства и государственной измены. Чувствуя себя почти больным, Майя спросил Беренара:
— Наше присутствие здесь все еще необходимо?
Беренар внимательно посмотрел в его побледневшее лицо.
— Нет, Ваше Высочество. Пожалуйста, идите отдыхать.
У Майи уже не оставалось сил, чтобы сопротивляться его доброте. Он полностью сосредоточился на том, чтобы самостоятельно дойти до Алсетмерета, где его, словно безвольную марионетку, раздели, искупали, напоили чаем и уложили в постель.
Наверное, прошло довольно много времени, когда в тишине спальни раздался голос:
— Ваше Высочество?
Киру. Он никогда не мог понять, каким образом его нохэчареи договариваются, кто из них дежурит ночью в спальне, а кто снаружи, но спрашивать напрямую было бы слишком грубо.
— Да, Киру Атмаза?
Он старался не смотреть в ее сторону.
— Вы не спите, — она всего лишь вежливо констатировала факт.
— Мы не можем, — мрачно ответил он. — Это все… Когда мы закрываем глаза, то видим его снова.
— Тетимара?
— Да. Его глаза… — Он вздрогнул, а затем обнаружил, что не в состоянии продолжать.
— Ваше Высочество? — Голос Киру прозвучал ближе.
— Нет! — Выдохнул он.
«Мы не можем быть вашим другом».
— Мы в порядке. Просто… очень холодно.
Судя по ее молчанию, он мог сказать, что она не верит ему, но одно из преимуществ положения Императора заключалось в том, что никто не мог назвать его лжецом в лицо. Он повернулся на бок, отвернувшись от нее, и сжался в комок.
Просто мне холодно, сказал он себе. Очень холодно.
Тихо, очень тихо Киру начала петь. Майя никогда не слышал этой песни об утопленницах, завлекающих неверных возлюбленных в черные омуты Тетары, но это не имело значения. Голос Киру был низким, немного хриплым, но она верно вела мелодию, а от ее доброты на глаза наворачивались слезы, которых ни разу не вызвало великолепное сопрано Мин Вечин. Если он и всхлипнул несколько раз, Киру не подала виду, и когда он, наконец, уснул в предрассветных серых сумерках, сочащихся сквозь шторы, она еще пела.